Реквием - Страница 33

Глава 6

– И что будем делать дальше? – спросил Юра Коротков, переводя взгляд с Насти на Дюжина.

– Выяснять, откуда у Леры кольцо, – вздохнула Настя.

– Интересное кино! – возмутился он. – А как ты собираешься это делать, хотел бы я знать? Дедушку трогать нельзя, внученьку трогать тоже нельзя, потому что она может рассказать дедушке о наглых вопросах плохих дяденек из милиции.

– Ребята, – вступил в обсуждение Дюжин, – а может, вы переборщили? Лера чудесная девушка, я не верю, что она может быть в курсе уголовных дел своего деда. И потом, у нее такое горе и она так переживает…

– Какое это, интересно, у нее горе? – нахмурилась Настя.

– Сначала родителей убили, потом жениха. Она без слез не может даже говорить об этом.

Коротков хмыкнул, а Настя ехидно рассмеялась, не сдержавшись.

– Паша, ты тоже попался. Родителей ее убили десять лет назад, любой нормальный человек от этой травмы давно уже оправится и перестанет плакать. А что касается убитого жениха, то это вранье чистой воды.

– А что, его не убили? – несказанно удивился капитан. – Неужели наврала? Зачем?

– Убили, убили, – сказал весело Коротков. – Только не жених это был, а просто поклонник, которого изредка, вероятно, допускали до тела. Она даже на похороны не соизволила явиться, а в разговоре с Аськой заявила, что и в качестве поклонника не воспринимала юношу всерьез.

– Зачем же тогда… – недоуменно повторил Дюжин. – И слезы были такие натуральные.

– Паша, эта девочка привыкла всю жизнь спекулировать на своей трагедии. Ах, вы не понимаете, как это ужасно – потерять родителей, да еще от руки собственного деда, да еще теперь с этим противным дедом жить под одной крышей. Ах, никто меня не понимает, такую необыкновенную, никто меня не ценит, такую особенную, куда вам всем до меня, вы же не пережили такого горя, как я. Вот так примерно, – спокойно объяснила Настя. – Лера Немчинова хорошая девочка, с этим никто не спорит, вполне вероятно, она добрая и не подлая, но при всем том она привычная спекулянтка. И она не хочет понимать, что прошло уже десять лет и ее попытки казаться убитой горем просто смешны. Она тщательно культивирует из себя трагическую и непонятую фигуру. А тут еще смерть Барсукова подвернулась, как удачно, можно и на этом поиграть, можно сказать, что погиб жених, и пустить светлую девичью слезу.

Дюжин с осуждением посмотрел на нее.

– Слушай, Каменская, ты потрясающе цинична. Не может быть, чтобы все было так, как ты говоришь. Почему ты во всех людях видишь только плохое? Почему ты сразу начинаешь подозревать их в неискренности?

Настя с интересом глянула на коллегу. Вот уж в ком она не предполагала такой трепетности, так это в Павле, который казался ей простым и незатейливым, как пряник.

– Знаешь, Пашенька, лучше изначально думать о людях плохо и потом радоваться, что они оказались лучше, чем ты думал, нежели сразу доверять им и потом локти кусать, – примирительно произнес Коротков. – Считай это проявлением нашей сыщицкой профессиональной деформации. А на Аську ты напрасно бочку покатил, она не циничная, а рациональная. Значит, так, сердечные мои, пока вы тут копошитесь в сомнениях, я вношу предложение и прошу его не обсуждать.

– Какое? – тут же спросил Дюжин.

Коротков не ответил, а Настя задумчиво сказала:

– Пожалуй, ты прав, Юра. Другого выхода у нас пока все равно нет, коль мы приняли решение проявлять максимальную осторожность в отношении деда Немчинова.

– Какое предложение-то? – нетерпеливо повторил капитан. – Вы о чем говорите?

Коротков театрально развел руками и скорчил клоунскую рожицу.

– О предложении. Я же сказал, что оно вносится, но не обсуждается. Так что вопрос закрыт.

– Ноя…

– Иди, Паша, – негромко сказала Настя, – это уже не наше с тобой дело. Мы преступлений не раскрываем. Мы с тобой теперь бумажные крысы. Юра знает, что делает.

Дюжин ушел, обиженно насупившись. Насте было неловко, ситуация, на ее взгляд, сложилась не очень-то красивая. Когда Павел был нужен – привлекли его к делу, послали выполнять задание, а теперь темнят, отстраняют от обсуждения. Любой бы на его месте обиделся.

– Ну что ты так смотришь? – взорвался Коротков. – Пашеньку твоего обидели? Подумаешь, нежный какой. Да он девушке Лере через пять минут обо всех наших сомнениях расскажет, и что мы будем делать тогда?

– Почему ты думаешь, что расскажет?

– Да потому, что он втюрился в нее по уши, это же невооруженным глазом видно! И она для него теперь свет в окошке и кладезь всех мыслимых и немыслимых добродетелей. Между прочим, он женат?

– Не знаю, – пожала плечами Настя. – Это имеет значение?

– Вполне возможно. Если он влюбился…

– Да с чего ты это взял?!

Коротков пододвинул стул к ее столу, взял Настины руки в свои, поцеловал ее пальцы.

– Дорогая моя, я всегда знал, что обожаю тебя, но никогда не мог понять почему. И вот только теперь наконец понял.

Она смягчилась и тепло улыбнулась ему.

– И почему же?

– Потому что ты – святая. В самом прямом смысле этого слова. Ты в любом человеке всегда видишь в первую очередь личность, ум и характер, а о том, что этот человек имеет еще и половые признаки, ты вспоминаешь, когда выясняется, в какой туалет он ходит, в мужской или женский. Это прекрасное качество, и я тебя за это искренне люблю. Ты не умеешь флиртовать и не понимаешь, когда это делают другие. И именно поэтому ты не умеешь видеть признаки влюбленности, которые человеку опытному просто в глаза бросаются.